«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и
вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
Неточные совпадения
Он знал цену этим редким и дорогим свойствам и так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным. Удержанность его от порывов, уменье не
выйти из границ естественного, свободного состояния духа клеймили укором и тут же оправдывали, иногда с завистью и удивлением, другого, который со всего размаха летел в
болото и разбивал свое и чужое существование.
Когда лодка отчалила от берега, мы тоже тронулись в путь. Теперь горы были справа, а река — слева.
Болота кончились, но это нас не избавило от сырости. От последних дождей земля была сильно пропитана водой; ручьи
вышли из берегов и разлились по долинам.
Через час я вернулся к своим. Марченко уже согрел чай и ожидал моего возвращения. Утолив жажду, мы сели в лодку и поплыли дальше. Желая пополнить свой дневник, я спросил Дерсу, следы каких животных он видел в долине Лефу с тех пор, как мы
вышли из гор и начались
болота. Он отвечал, что в этих местах держатся козули, енотовидные собаки, барсуки, волки, лисицы, зайцы, хорьки, выдры, водяные крысы, мыши и землеройки.
Мы отвыкли от этого восторженного лепета юности, он нам странен, но в этих строках молодого человека, которому еще не стукнуло двадцать лет, ясно видно, что он застрахован от пошлого порока и от пошлой добродетели, что он, может, не спасется от
болота, но
выйдет из него, не загрязнившись.
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары —
Непросыхающих
болотЗловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Из-под Мохнатенькой
вышли ранним утром, а заночевали в Чистом
болоте, на каком-то острове, о котором знал один Кирилл. Когда все скитницы заснули около огонька, как зарезанные, инок спросил неспавшую Аглаиду...
— Не печалься за нас, пане, — говорит Опанас, — Роман будет на
болоте раньше твоих доезжачих, а я, по твоей милости, один на свете, мне о своей голове думать недолго. Вскину рушницу за плечи и пойду себе в лес… Наберу проворных хлопцев и будем гулять…
Из лесу станем
выходить ночью на дорогу, а когда в село забредем, то прямо в панские хоромы. Эй, подымай, Ромасю, пана, вынесем его милость на дождик.
На другой день он долго не решался
выйти из дома, лежал в постели, глядя в потолок; перед ним плавало свинцовое лицо Саши с тусклыми глазами и венцом красных прыщей на лбу. Это лицо сегодня напоминало ему детство и зловещую луну, в тумане, над
болотом.
Она обвинялась в долгой развратной жизни,
из которой могла бы
выйти, если бы захотела, «ибо имеет родственников своей фамилии, хотя весьма удаленных, которые — я уверен в том — извлекли бы падшую
из ее социального положения, но, по натуральной склонности сей особы к разврату, она предпочитала погрязать в
болоте,
из которого вы тщетно имеете намерение спасти ее, причем, без сомнения, погубите и жизнь свою и чудный ваш талант».
Лев услыхал — лягушка громко квакает, и испугался. Он подумал, что большой зверь так громко кричит. Он подождал немного, видит —
вышла лягушка
из болота. Лев раздавил ее лапой и сказал: «Вперед не рассмотревши, не буду пугаться».
В душе смрад. Противны воспоминания. Все так плоско и убого. Как будто
вышел я
из спальни проститутки. «Бездна»? Грязное
болото в ней, а не бездна… Ко всему она спускается сверху,
из головы, с холодом ставит опыты там, где ждешь всесжигающего огня. И никакой нет над нами «венчательницы». Не ужас между нами, а развратно-холодная забава.
Все смотрят на него с недоумением, как бы спрашивая его, что такое Санкт-Петербург. И тут с красноречием гения творческого, всемогущего поведает он окружающим его свои исполинские планы. Холодный, расчетливый Шереметев представляет неудобства: он указывает на дремучие леса, непроходимые
болота и, наконец, на маститое дерево, служившее туземцам для отметки высоты, по которую в разные времена невские воды
выходили из берегов своих.
— Ах, можно, мiй друже, можно! Про все спросить можно! — вздохнул он и добавил шепотом, что он улетает отсюда «в
болото» и там высиживает среди кочек цаплины яйца,
из которых непременно должны
выйти жар-птицы.
— Сделай одолжение! Ведь у меня особая обязанность: я должен отлетать на
болота и высиживать там цаплины яйца.
Из них
выйдет жар-птица!